Цитаты из русской классики со словосочетанием «русская литература»
— Нет, нет, нет! Вы славянофил. Вы последователь Домостроя. [Домострой — памятник русской литературы XVI века, свод правил семейно-бытового уклада; проповедует суровую власть главы семьи — мужа. Слово «домострой» в XIX веке являлось символом всего косного и деспотического в семье.] Вам бы плетку в руки!
Когда Самгин вошел и сел в шестой ряд стульев, доцент Пыльников говорил, что «пошловато-зеленые сборники “Знания” отжили свой краткий век, успев, однако, посеять все эстетически и философски малограмотное, политически вредное, что они могли посеять, засорив, на время, мудрые, незабвенные произведения гениев русской литературы, бессмертных сердцеведов, в совершенстве обладавших чарующей магией слова».
Да и сверх того, им было вовсе не до русской литературы; напротив, по его же словам (он как-то раз расходился), они прятались по углам, поджидали друг друга на лестницах, отскакивали как мячики, с красными лицами, если кто проходил, и «тиран помещик» трепетал последней поломойки, несмотря на все свое крепостное право.
Русская литература XIX в. всегда была литературой служения и учительства.
Меня поражало уже то, что я не мог в нем открыть страсти ни к еде, ни к вину, ни к охоте, ни к курским соловьям, ни к голубям, страдающим падучей болезнью, ни к русской литературе, ни к иноходцам, ни к венгеркам, ни к карточной и биллиардной игре, ни к танцевальным вечерам, ни к поездкам в губернские и столичные города, ни к бумажным фабрикам и свеклосахарным заводам, ни к раскрашенным беседкам, ни к чаю, ни к доведенным до разврата пристяжным, ни даже к толстым кучерам, подпоясанным под самыми мышками, к тем великолепным кучерам, у которых, бог знает почему, от каждого движения шеи глаза косятся и лезут вон…
Впрочем, «Москвитянин» выражал преимущественно университетскую, доктринерскую партию славянофилов. Партию эту можно назвать не только университетской, но и отчасти правительственной. Это большая новость в русской литературе. У нас рабство или молчит, берет взятки и плохо знает грамоту, или, пренебрегая прозой, берет аккорды на верноподданнической лире.
Покойный Аксаков своею «Семейной хроникой» несомненно обогатил русскую литературу драгоценным вкладом.
Русская литература XIX века осталась для меня неизменной и любимой, я еще более ее оценил.
Но… в сущности, этого не было, и не было потому, что та самая рука, которая открывала для меня этот призрачный мир, — еще шире распахнула окно родственной русской литературы, в которое хлынули потоками простые, ясные образы и мысли.
Великая русская литература могла возникнуть лишь у многочисленного народа, живущего на огромной земле.
С трудом можно найти следы этой мистики в русской литературе и русском самосознании XIX века.
Через три года явилось второе произведение Островского: «Свои люди — сочтемся»; автор встречен был всеми как человек совершенно новый в литературе, и немедленно всеми признан был писателем необычайно талантливым, лучшим, после Гоголя, представителем драматического искусства в русской литературе.
— Я в литературе не мастер, но и русская литература, по-моему, вся не русская, кроме разве Ломоносова, Пушкина и Гоголя.
Я вас спрашиваю: что русская литература выжала из всего кошмара проституции?
— А все благодаря русской литературе и вам, господам русским писателям, — проговорил он почти озлобленным тоном.
Как известно, в сороковых годах русская литература (а за нею, конечно, и молодая читающая публика) поделилась на два лагеря: западников и славянофилов.
— Да-с, он счастливец; но каково другим? От этого гибнет, может быть, русская литература, или потом… Танцовщицу Карышеву знаете?
Составилась работоспособная редакция, а средств для издания было мало. Откликнулся на поддержку идейной газеты крупный железнодорожник В.К. фон Мекк и дал необходимую крупную сумму. Успех издания рос. Начали приглашаться лучшие силы русской литературы, и 80-е годы можно считать самым блестящим временем газеты, с каждым днем все больше и больше завоевывавшей успех. Действительно, газета составлялась великолепно и оживилась свежестью информации, на что прежде мало обращалось внимания.
Но случилось так, что по выходе из заведения, уже года три спустя, этот мрачный товарищ, бросивший свое служебное поприще для русской литературы и вследствие того уже щеголявший в разорванных сапогах и стучавший зубами от холода, в летнем пальто в глубокую осень, встретил вдруг случайно у Аничкова моста своего бывшего protégé [протеже, т. е. опекаемого, покровительствуемого (фр.).] «Лембку», как все, впрочем, называли того в училище.
— Это очень скучно, «Паллада». Но вообще Гончаров — самый умный писатель в России. Советую прочитать его роман «Обломов». Это наиболее правдивая и смелая книга у него. И вообще в русской литературе — лучшая книга…
Я с детских лет имею вкус к русской литературе.
Выступала другая сторона дела: существует русская литература, немецкая, французская, итальянская, английская, классическая, целый ряд восточных, — о чем не было писано, какие вопросы не были затронуты, какие изгибы души и самые сокровенные движения чувства не были трактованы на все лады!
Один офицерчик под шумок ругнул русскую литературу, другой привел стишки из"Искры", а Тит Биндасов поступил еще проще: объявил, что всем бы этим мошенникам зубы надо повышибать — и баста! не определяя, впрочем, кто, собственно, были эти мошенники.
Вы увидите тут так называемую «вольную» русскую литературу, и, между прочим, очень разнообразный ассортимент брошюр новейшего происхождения, на которые я и обращаю ваше внимание.
Впрочем, из всех индивидуумов, которые играли в нем роль, я оплакивал лишь двоих: русскую литературу и Менандра.
Русская литература в то время Бенни нимало не интересовала, а его революционные идеи в Москве не встречали никакой поддержки.
Заведуя полковой библиотекой, пока не принял роту, он прилежно следил и за русской литературой. Говоря о ней, он строго осудил, как он выразился, «сиволапое направление». От этого замечания разговор вернулся к прежнему предмету. Венцель спорил горячо.
Еще в пансионе он с увлечением занимался русской литературой, а по выходе из него вполне предался ей.
(9) См. Остолопова «Ключ к сочинениям Державина», стр. 26; Полевого — «Очерки русской литературы», ч. 1, стр. 15; Греча — «Чтения о русском языке», ч. II, стр. 384; Савельева — предисловие к третьему изданию Державина, стр. XXXVII.
Ему одному обязан был впоследствии Буланин любовью к русской литературе.
Рассуждения отрешенного взяточника имеют значительную долю справедливости. Для подтверждения этого вспомним, как в течение двух столетий у нас преследовалось зло взяток, как против них восставали люди государственные в докладных записках и проектах, как они запрещались указами, как их обличала литература. Ради курьеза приведем, пожалуй, ряд свидетельств о взятках из разных периодов русской литературы и общественного развития.
История дальновидных мышей несколько раз повторялась в русской литературе, только в обратную сторону.
Понятен для нас и тот подбор ученых историков, юристов и пр., какой сделал г. Жеребцов, говоря о русской литературе и науке.
Это была бы, по моему мнению, истинная услуга истории русской литературы и потомству.
Г. Милюков говорит, что без сатирического направления никакого спасения не было для русской литературы и что сатирическое направление всегда ее поддерживало, оживляло, возносило и прославляло.
[«Любовное заклинание из следственного дела 1769 года» («Летописи русской литературы и древности 1859–1860 гг.», т. III. М., 1861 стр. 92–93).]
Свежесть его прекрасного таланта, новость характеров, в первый раз выступивших на сцену русского романа, а всего более жизнь, везде разлитая, и неподдельная веселость русского ума, придают столько достоинства роману, что в этом отношении он занимает первое место в русской литературе.
— Да, наша русская литература, — вздохнул инспектор, — пала! А раньше-то? А Тургенев? А? «Как хороши, как свежи были розы». Теперь так уж не напишут.
Вся русская литература танцует маюфес и не вылезает из миквы.
„Жизнь — болезнь духа! — говорит Новалис [Новалис (наст. имя Фридрих фон Харденберг, 1772–1801) — немецкий поэт, один из создателей школы"иенского романтизма", автор"Гимнов к ночи"с их культом смерти.]. — Да будет сновидение жизнью!“ Другой писатель, Тик [Тик Людвиг (1773–1853) — немецкий писатель-романтик.], вторит ему: „Сновидения являются, быть может, нашей высшей философией“. Эти мысли тоже неоднократно повторены русской литературой последних годов.
Кроме ученых занятий и русской литературы, Александр Семеныч любил итальянских поэтов.
Подобное впечатление очень не нравилось многим; один критик прямо обвинял г. Достоевского именно за мрачный колорит его повестей: критику, неизвестно почему, казалось, что русской литературе нужны рассказы веселенькие, грациозные, розовые.
В последней моей брошюре [«Du développement des idées révolutionnaires en Russie». (Примеч. A. И. Герцена.)] я достаточно говорил об русской литературе; ограничусь здесь некоторыми общими замечаниями.
— Впрочем, бросимте этот разговор, — промолвила она и с живостью обратилась к Борису Андреичу: — Послушайте, мсье Вязовнин, я уверена, что вы интересуетесь русской литературой?
Его некоторые поставили главою современной русской литературы, и этому никто не думал противоречить, исключая г. К. С. Аксакова, который в начале прошлого года, обозревая в «Русской беседе» современную нашу литературу, выразил мнение, диаметрально противоположное взглядам поклонников С. Т. Аксакова.
Странно говорить об этом времени как о давно прошедшем; но тем не менее нельзя сомневаться в том, что оно прошло и что не скоро русская литература дождется опять такой же поры.
Таким образом, кроме своей прекрасной, благородной личности, столь привлекательной в самой себе, Станкевич имеет еще и иные права на общественное значение, как деятельный участник в развитии людей, которыми никогда не перестанет дорожить русская литература и русское общество. Имя его связано с началом поэтической деятельности Кольцова, с историей развития Грановского и Белинского: этого уже довольно для приобретения нашего уважения и признательной памяти.
Но во всяком случае произведения Нарежного принадлежат к числу немногих отрадных явлений, назначенных украшать собою историю русской литературы.
Сочинить брошюрку о том, что эпос Гомера воскрес в усовершенствованном виде в «Мертвых душах», провозгласить Лермонтова Байроном, поставить Островского выше Шекспира — это все не новость в русской литературе.
Поэтому и грусть поэта о неисполнении его надежд не лишена, по нашему мнению, общественного значения и дает стихотворениям г. Плещеева право на упоминание в будущей истории русской литературы, даже совершенно независимо от степени таланта, с которым в них выражается эта грусть и эти надежды.
Неточные совпадения
Зимними вечерами, в теплой тишине комнаты, он, покуривая, сидел за столом и не спеша заносил на бумагу пережитое и прочитанное — материал своей будущей книги. Сначала он озаглавил ее: «Русская жизнь и литература в их отношении к разуму», но этот титул показался ему слишком тяжелым, он заменил его другим...
Он отказался, а она все-таки увеличила оклад вдвое. Теперь, вспомнив это, он вспомнил, что отказаться заставило его смущение, недостойное взрослого человека: выписывал и читал он по преимуществу беллетристику русскую и переводы с иностранных языков; почему-то не хотелось, чтоб Марина знала это. Но серьезные книги утомляли его, обильная политическая литература и пресса раздражали. О либеральной прессе Марина сказала...
«Каждый пытается навязать тебе что-нибудь свое, чтоб ты стал похож на него и тем понятнее ему. А я — никому, ничего не навязываю», — думал он с гордостью, но очень внимательно вслушивался в суждения Спивак о литературе, и ему нравилось, как она говорит о новой русской поэзии.
Сартр в своих статьях о литературе иногда говорит то, что в России в 60-е годы говорили русские критики Чернышевский, Добролюбов, Писарев, но выражает это в более утонченной форме.
— Друг мой, я знаю одного прелестнейшего и милейшего русского барчонка: молодого мыслителя и большого любителя литературы и изящных вещей, автора поэмы, которая обещает, под названием: «Великий инквизитор»… Я его только и имел в виду!
Может, в конце прошлого и начале нашего века была в аристократии закраинка русских иностранцев, оборвавших все связи с народной жизнью; но у них не было ни живых интересов, ни кругов, основанных на убеждениях, ни своей литературы.
Я был раза два-три; он говорил о литературе, знал все новые русские книги, читал журналы, итак, мы с ним были как нельзя лучше.
Круг Станкевича должен был неминуемо распуститься. Он свое сделал — и сделал самым блестящим образом; влияние его на всю литературу и на академическое преподавание было огромно, — стоит назвать Белинского и Грановского; в нем сложился Кольцов, к нему принадлежали Боткин, Катков и проч. Но замкнутым кругом он оставаться не мог, не перейдя в немецкий доктринаризм, — живые люди из русских к нему не способны.
Собрания эти были замечательны, как первая встреча представителей русской культуры и литературы, заболевшей религиозным беспокойством, с представителями традиционно-православной церковной иерархии.
Но в русской богословской литературе совсем не было трудов по библейской критике, по научной экзегезе Священного Писания.
Политически журнал был левого, радикального направления, но он впервые в истории русских журналов соединял такого рода социально-политические идеи с религиозными исканиями, метафизическим миросозерцанием и новыми течениями в литературе.
Гоголь принадлежит не только истории литературы, но и истории русских религиозных и религиозно-социальных исканий.
Русские писатели не могли оставаться в пределах литературы, они переходили эти пределы, они искали преображения жизни.
Деятели русской революции жили идеями Чернышевского, Плеханова, материалистической и утилитарной философией, отсталой тенденциозной литературой, они не интересовались Достоевским, Л. Толстым, Вл. Соловьевым, не знали новых движений западной культуры.
По свойствам русской души, деятели ренессанса не могли оставаться в кругу вопросов литературы, искусства, чистой культуры.
Поразительно, что христианский писатель Гоголь был наименее человечным из русских писателей, наименее человечным в самой человечной из литератур [Розанов терпеть не мог Гоголя за его нечеловечность и резко о нем писал.].
Но мы не об литературе начали говорить, мы заговорили о социалистах, и чрез них разговор пошел; ну, так я утверждаю, что у нас нет ни одного русского социалиста; нет и не было, потому что все наши социалисты тоже из помещиков или семинаристов.
— Я не знаю, — продолжала Юлия, все более и более краснея в лице, — за иностранными литературами я не слежу; но мне в нынешней нашей литературе по преимуществу дорого то, что в ней все эти насущные вопросы, которые душили и давили русскую жизнь, поднимаются и разрабатываются.
— Хорошо! — отвечала Юлия опять с усмешкою и затем подошла и села около m-me Эйсмонд, чтобы повнимательнее ее рассмотреть; наружность Мари ей совершенно не понравилась; но она хотела испытать ее умственно — и для этой цели заговорила с ней об литературе (Юлия единственным мерилом ума и образования женщины считала то, что говорит ли она о русских журналах и как говорит).
Так вот оно как. Мы, русские, с самого Петра I усердно"учим по-немецку"и все никакого случая поймать не можем, а в Берлине уж и теперь"случай"предвидят, и, конечно, не для того, чтоб читать порнографическую литературу г. Цитовича, учат солдат"по-русску". Разумеется, я не преминул сообщить об этом моим товарищам по скитаниям, которые нашли, что факт этот служит новым подтверждением только что формулированного решения: да, Берлин ни для чего другого не нужен, кроме как для человекоубивства.
Одно только смущало: ни в одной газете не упоминалось ни о том, какого рода процедура будет сопровождать предание суду, ни о том, будет ли это суд, свойственный всем русским гражданам, или какой-нибудь экстраординарный, свойственный одной литературе, ни о том, наконец, какого рода скорпионами будет этот суд вооружен.
За этою же героической литературой шла и русская беллетристика сороковых годов. И не только беллетристика, но и критика, воспитательное значение которой было едва ли даже в этом смысле не решительнее.
Родители сами отступились от воспитания, полагая, что все их заботы кончаются тем, чтоб, положась на рекомендацию добрых приятелей, нанять француза Пуле, для обучения французской литературе и другим наукам; далее немца Шмита, потому что это принято — учиться, но отнюдь не выучиваться по-немецки; наконец, русского учителя Ивана Иваныча.
Вовсе нет. Граф говорил о литературе, как будто никогда ничем другим не занимался; сделал несколько беглых и верных замечаний о современных русских и французских знаменитостях. Вдобавок ко всему оказалось, что он находился в дружеских сношениях с первоклассными русскими литераторами, а в Париже познакомился с некоторыми и из французских. О немногих отозвался он с уважением, других слегка очертил в карикатуре.
После маленького рассказика, с воробьиный нос, напишите повестушку, а там глядь — и романище о восьми частях, как пишет современный король и бог русской изящной литературы Лев Толстой.
В.А. Гольцев, руководивший политикой, писал еженедельные фельетоны «Литературное обозрение», П.С. Коган вел иностранный отдел, В.М. Фриче ведал западной литературой и в ряде ярких фельетонов во все время издания газеты основательно знакомил читателя со всеми новинками Запада, не переведенными еще на русский язык.
В.М. Лавров — страстный любитель литературы и театра, он познакомился с М.И. Писаревым и сделался своим в кружке артистов. Там он встретился с С.А. Юрьевым и стал издателем «Русской мысли».
Я читал пустые книжонки Миши Евстигнеева, платя по копейке за прочтение каждой; это было дорого, а книжки не доставляли мне никакого удовольствия. «Гуак, или Непреоборимая верность», «Францыль Венециан», «Битва русских с кабардинцами, или Прекрасная магометанка, умирающая на гробе своего супруга» и вся литература этого рода тоже не удовлетворяла меня, часто возбуждая злую досаду: казалось, что книжка издевается надо мною, как над дурачком, рассказывая тяжелыми словами невероятные вещи.
Гостей надо было занимать, — и Надежде Васильевне казалось, что самый приятный и удобный разговор для учителя русского языка — разговор о состоянии учебного дела, о реформе гимназий, о воспитании детей, о литературе, о символизме, о русских журналах.
[Лука Жидята — новгородский епископ (первая половина XI века), автор «Поучения к братиям», одного из самых ранних произведений русской духовной литературы.]
Выберет что-нибудь из бульварной литературы, переставит имена на русский лад, сделает кое-где урезки, кое-где вставки, — и роман готов.
В 1885 году, когда я уже занял место в литературе, в «Русских ведомостях» я поместил очерк из жизни рабочих «Обреченные».
Осенью 1881 года, после летнего сезона Бренко, я окончательно бросил сцену и отдался литературе. Писал стихи и мелочи в журналах и заметки в «Русской газете», пока меня не ухватил Пастухов в только что открывшийся «Московский листок».
Конечно, купцы и мещане не могут говорить изящным литературным языком; но ведь нельзя же согласиться и на то, что драматический автор, ради верности, может вносить в литературу все площадные выражения, которыми так богат русский народ.
Мы приглашаем наших противников подумать об этом серьезно, и делаем это тем с большим основанием, что и помимо литературы найдется довольно охотников тыкать в бедного новорожденного, называющегося русским обществом".
Русская барская литература относилась всегда к дьячку с самым обидным презрением, как к чему-то до последней степени неприличному, жалкому и ненужному, чему не должно быть места на земном шаре.
Наконец, в исходе августа все было улажено, и лекции открылись в следующем порядке: Григорий Иваныч читал чистую, высшую математику; Иван Ипатыч — прикладную математику и опытную физику; Левицкий — логику и философию; Яковкин — русскую историю, географию и статистику; профессор Цеплин — всеобщую историю; профессор Фукс — натуральную историю; профессор Герман — латинскую литературу и древности...
Рассуждая таким образом, нельзя не назвать труд г. Устрялова весьма замечательным явлением в нашей литературе, и, вероятно, даже специалисты-ученые, занимающиеся русской историей, не много найдут в «Истории Петра» таких мест, которые можно бы было упрекнуть в неосновательности, в недостоверности или несправедливости.
Во всех западных литературах три-четыре десятка, в русской — если не ошибаемся, кроме «Бориса Годунова» и «Сцен из рыцарских времен» — ни одной, которая стояла бы выше посредственности.
Может быть, по нескольку десятков в английской и французской литературах и пять-шесть в русской.
К моему удивлению, Гаврило Степаныч порядочно знал политическую экономию, читал Адама Смита, Милля, Маркса и постоянно жалел только о том, что, не зная новых языков, он не может пользоваться богатой европейской литературой по разным экономическим вопросам из первых рук, а не дожидаясь переводов на русский язык; в статистике Гаврило Степаныч был как у себя дома, читал Кетле и Кольба, а работы русского профессора Янсона он знал почти наизусть.
То же потом повторилось и в курсах литературы у Плаксина («История литературы», стр. 244), у Мизко («Столетие русской словесности», стр. 157) и др.
(47) См. Старчевского «Литература русской истории до Карамзина», стр. 218. В биографии Чеботарева, в «Словаре проф. Моск. унив.», г. Соловьев говорит неопределенно: в это время Чеботарев занимался выписками из летописей. По ходу его изложения это может относиться к 1782–1790 годам. Промежуток довольно значительный.
Точно так, как, покровительствуя литературе, великая Екатерина умела тем самым указывать ей и надлежащее направление, так же точно, взявшись за сатирическое перо, она умела указать и предметы сатиры в современном русском обществе.
Императрица очень хорошо видела, что русское общество того времени далеко еще не так образованно, чтобы считать литературу за серьезную потребность, чтобы теоретические убеждения вносить в самую жизнь, чтобы выражать в своих поступках степень развития своих понятий.
В нем сосредоточивалось все, что составляло цвет тогдашней литературы; его издатели были люди, стоявшие по образованию далеко выше большей части своих соотечественников; стремления их клонились именно к тому, чтобы изобразить нравы современного им русского общества, выставив напоказ и дурное и хорошее.
Еще в наше время испытал неудачу в создании идеальных русских лиц писатель, которому равного, конечно, не представит прошедшее столетие в нашей литературе.
Причина этого настойчивого преследования объясняется отчасти тем, что тогдашнее волнение умов во Франции грозило многим и в политическом отношении, отчасти же и тем, что княгиня Дашкова, понимавшая истинную сущность дела, естественно должна была негодовать, видя, как русские люди, знакомясь с литературой и нравами Франции, перенимали самое пустое, самое глупое, самое ничтожное, не обращая внимания на то, что составляло действительное сокровище, что могло в самом деле образовать и облагородить человека.
Он может дать много важных фактов для изучающего состояние русского общества и литературы в конце прошлого столетия.
У нас вообще журнальная литература всегда пользовалась наибольшим успехом и получила наибольшее развитие — потому ли, что русские авторы никогда не хотели или не умели сами хлопотать о продаже и об издании своих сочинений, или потому, что чтение мелких, легких статеек приходилось более по вкусу образующегося общества, нежели чтение сочинений обширных и серьезных.
Ассоциации к словосочетанию «русская литература»
Синонимы к словосочетанию «русская литература»
Предложения со словосочетанием «русская литература»
- Именно заседание кафедры истории русской литературы стало первым публичным мероприятием наступившего 1948 г.
- Даже в произведениях классиков русской литературы XIX века не раз описана сходная ситуация.
- Там вся великая русская литература XIX века встаёт, понимаете, и раскланивается.
- (все предложения)
Сочетаемость слова «русский»
Сочетаемость слова «литература»
- русская литература
художественная литература
мировая литература - литература древней руси
литература русского зарубежья
литература ужасов - история литературы
в области литературы
список литературы - литература умирает
литература существует - читать литературу
изучать литературу
любить литературу - (полная таблица сочетаемости)
Значение словосочетания «русская литература»
Ру́сская литерату́ра — комплекс литературных произведений, написанных на древнерусском и русском языке. Зародилась во второй половине X века, однако до XIX века, когда начался её «золотой век», была практически неизвестна в мире. Является одной из важнейших составляющих культуры России. (Википедия)
Афоризмы русских писателей со словом «русский»
- Русский народ всегда хочет мира.
- Иль нам с Европой спорить ново?
Иль русский от побед отвык?
Иль мало нас?… - Русский язык очень богат, и для выражения тех или иных понятий существует много слов.
- (все афоризмы русских писателей)
Отправить комментарий
Значение словосочетания «русская литература»
Ру́сская литерату́ра — комплекс литературных произведений, написанных на древнерусском и русском языке. Зародилась во второй половине X века, однако до XIX века, когда начался её «золотой век», была практически неизвестна в мире. Является одной из важнейших составляющих культуры России.
Все значения словосочетания «русская литература»Предложения со словосочетанием «русская литература»
Именно заседание кафедры истории русской литературы стало первым публичным мероприятием наступившего 1948 г.
Даже в произведениях классиков русской литературы XIX века не раз описана сходная ситуация.
Там вся великая русская литература XIX века встаёт, понимаете, и раскланивается.
- (все предложения)